Плавки он мог оставить и свои, но в эвелениных ему было комфортнее — если ты решил стать женщиной, то должен стать ей везде. Черные шелковые трусики были Лапидусу маленькими, но он влез в них и посмотрел на свои ноги.
Ноги были грубыми и волосатыми. Волосы можно было сбрить, но это долго, Эвелина могла выйти из машины и сама отправиться на охоту. Если надеть колготки, то придется надевать и туфли, а туфли могли ему не подойти по размеру — это раз. И два: Лапидус никогда в жизни не ходил на каблуках, так что идти быстро у него не получится, по крайней мере, в первый раз.
— В первый раз, в первый раз! — начал напевать Лапидус и открыл правую створку шкафа.
Там висели платья и кофты, блузки и брюки, пиджаки и куртки. На улице было третье июня и день ожидался жарким. Скорее всего, без вчерашних дождей. Лапидусу надо было надеть что–то удобное, что говорило бы всем, что он — женщина, и что позволило бы ему сделать то, что он хотел сделать.
«Двадцать два очка, — отчего–то подумал Лапидус. — Двадцать два, может быть, я и выиграю…»
Он взял черные шелковые брюки и большую бело–красную кофту, брюки тоже были малы, но Лапидус втиснулся в них и опять посмотрелся в зеркало. На удивление, он выглядел очень эротично. Лапидус опять засмеялся: до этого дня он никогда не носил лифчиков и никогда не красился, а краситься придется. Если бы он нашел светлый парик, то было бы проще, он бы просто стал блондинкой, пусть не красивой, пусть даже уродливой, но все равно блондинкой. Но пока он был брюнетом Лапидусом, пусть и с искусственными грудями под большой бело–красной кофтой. Лапидус вздохнул и еще раз посмотрел в шкаф.
Парик лежал на полке, в полиэтиленовом пакете, платинового цвета парик, и Лапидус вновь облегченно вздохнул. Парик тоже был мал, но он напялил его на себя и опять посмотрелся в зеркало: волосы до плеч, кончики подвиты, осталось накрасить губы и надеть черные очки. И еще взять какую–нибудь сумочку, лучше — через плечо. Такая была в прихожей, он заметил ее, когда шел в душ. В прихожей стояло трюмо, на трюмо была косметика и висела сумочка.
Лапидус быстро пошел в прихожую, понимая, что времени у него больше нет. Эвелина уже бьет тревогу, сейчас зазвонит телефон и она спросит: — Ты куда это пропал, мухлик?
Телефон действительно зазвонил, но Лапидус не стал брать трубку. Он стоял у зеркала в прихожей и красил себе губы яркой помадой, самой яркой из тех, что он нашел. Сейчас он — блондинка, и у него должны быть очень яркие губы, яркие и пухлые, такие, какие просто захочется поцеловать. Лапидус сделал губы сердечком и остался доволен. Губы стали яркими и пухлыми, а большие черные очки нашлись в тумбочке рядом с трюмо, такие же, как и те, что были на Эвелине — видимо, сразу купила пару.
— Синяя машина, в ней едет Эвелина, на ней большие черные очки! — тихо пропел Лапидус голосом Манго — Манго и взял сумочку.
Он был готов к тому, чтобы прорываться на волю. Единственное, что бросалось в глаза — у него были босые ноги. Лапидус пошарил глазами по прихожей и наткнулся на пляжные тапки, тоже бело–красные, как и кофта. Лапидус втиснул в них свои ноги и подумал, что на пару часов его хватит, а потом ноги придется обрезать, но за пару часов он должен успеть, да, в конце концов, можно будет походить и босиком — если станет совсем невмоготу.
Телефон опять зазвонил, Лапидус еще раз посмотрелся в зеркало, удовлетворенно хмыкнул и открыл дверь. На площадке никого не было, телефон звонил нагло и настойчиво.
— Сучка! — в очередной раз пробормотал Лапидус и захлопнул за собой дверь.
Потом огляделся и пошел к лифту.
Лифт был на первом этаже и лифт надо было дождаться. Сердце колотилось, от тряпок в лифчике было потно и противно. Голова под париком зачесалась, захотелось содрать его с себя и бросить на пол.
Лапидус поморщился и сел в подошедший лифт. Эвелина не сообразила, что надо выйти из машины и пойти ему навстречу. Или сообразила, но не успела. Она еще может встретить его внизу, и все закончится.
Лифт остановился на первом этаже, двери открылись.
Лапидус вышел на площадку и опять осмотрелся. Никого не было. Лапидус вышел из подъезда и опять осмотрелся. Двор был пустым, только у соседнего подъезда пожилой мужчина выгуливал старого пуделя, пудель посмотрел на Лапидуса и тявкнул.
Лапидус медленно прошел мимо мужчины, завернул в арку и вышел на улицу.
Синяя машина стояла неподалеку, сквозь открытое окно было видно Эвелину. Она нервно курила и ждала Лапидуса.
Лапидус, отчего–то стараясь плавно вихлять бедрами, пошел мимо машины, спина была мокрой от пота, пот был под париком, пот застилал глаза под очками.
Эвелина посмотрела на Лапидус и прикурила очередную сигарету.
Маленькая белая сумочка оттягивала плечо, лифчик начал сбиваться на бок и Лапидусу безумно захотелось побежать.
Но бежать было нельзя, как нельзя было и оборачиваться. Надо было пройти чуть вперед, подойти к обочине и тормознуть какую–нибудь машину: деньги у Лапидуса были, он нашел их в той самой сумочке, которая болталась сейчас у него на левом плече.
Лапидус услышал, как за его спиной хлопнула дверца — это Эвелина, не дождавшись Лапидуса, вышла из машины и сама пошла за ним.
Лапидус подошел к обочине и поднял руку. Первая машина не остановилась, как не остановилась и вторая. Но третья — белая «волга» с затемненными стеклами — плавно притормозила возле Лапидуса.
— Вам куда? — каким–то фальцетным и сладким голосом спросил сидящий за рулем толстяк в яркой клетчатой рубахе с короткими рукавами.
Лапидус очаровательно улыбнулся и назвал адрес того самого дома, в котором до сих пор работала его начальница.
Лапидус смотрел то в окно машины, то на толстяка.
За окном был все тот же утренний Бург, что вчера, позавчера и так далее.
Вот только Лапидус был уже не тем, что вчера, позавчера и так далее, а потому смотрел на этот Бург другими глазами.
Глаза были не накрашены, но за такими же темными очками, как у Эвелины, это были точно такие же темные очки, взятые на той же тумбочке и в той же квартире. То есть, очки Эвелины, а значит, Лапидус смотрел на Бург глазами Эвелины, на нем был лифчик Эвелины, плавки Эвелины, брюки Эвелины, кофта Эвелины, губы были накрашены ее губной помадой, а в руках он теребил ее маленькую белую сумочку.
— Как ты себя чувствуешь? — хихикая, спросила Эвелина.
— Сучка! — ответил Лапидус и опять бросил взгляд на толстяка.
Толстяк обливался потом и как–то странно ерзал на своем водительском кресле.
Лапидус улыбнулся и облизнул губы кончиком языка. Толстяк резко притормозил и чуть было не бросил руль.
— Это еще что! — сказала Эвелина.
— Сучка! — вновь ответил Лапидус и по какому–то наитию раскрыл сумочку.
Когда он взял ее в коридоре, перед самым уходом из квартиры, то открывал только для того, чтобы проверить — есть ли деньги. Деньги были и Лапидус закрыл сумочку. Теперь Лапидус открыл сумочку для другого: он почувствовал кожей, что должен сделать то, чтобы сейчас на его месте сделала бы Эвелина, если бы действительно она, а не он, сидела рядом с толстяком.
Нужный предмет в сумочке был. Маленький флакончик с брызгалкой. Лапидус взял флакончик и брызнул себе сначала на правую сторону шеи, потом на левую.
— Молодец, — сказала Эвелина, — догадливый мальчик.
— Я не мальчик, — ответил Лапидус и подмигнул правым глазом сквозь очки.
Еще в сумочке лежал белый носовой платок, пачка презервативов, косметичка с зеркальцем, две сигареты и облатка с какими–то бело–красными таблетками, десять штук, без всякой маркировки.
— Противозачаточные? — поинтересовался Лапидус.
Эвелина не ответила и Лапидус опять посмотрел на толстяка.
Тот вновь рулил и вновь обливался потом. Лапидус стало интересно, что будет, если он сейчас с ним заговорит.
— Сколько времени? — нежным голоском спросил Лапидус.
— Не знаю… — как–то очень нервно ответил толстяк и отчаянно замотал головой.
Лапидус посмотрел на часы, что были на приборной панели между ним и толстяком, и увидел, что они стоят.
Время остановилось, видимо, больше оно не имело смысла.
Точнее, пошло другое время, время Лапидуса.
Лапидус прикинул, сколько сейчас может быть на его собственных часах и решил, что времени ему вполне хватит, тем более, что ехать оставалось совсем немного, минут пять, не больше.
— Сейчас — сюда! — сказал Лапидус толстяку и кивнул головой вправо, где намечался въезд в маленький им темный переулок, как раз с обратной стороны фасада того здания, где до сих пор работала начальница и где когда–то работал Лапидус.
Толстяк повернул и притормозил.
Лапидус опять улыбнулся и внезапно положил руку толстяку на правое колено.